Победитель, или В плену любви - Страница 21

Глянув через плечо, она увидела, что Александр улыбается.

— Вас это развлекает? — спросила она с вызовом.

— Что вы, — быстро парировал Александр. — И если я улыбаюсь, то лишь потому, что не могу вообразить описанную вами леди окунающей пальчики в реку даже в знойный полдень.

— А вот и нет, — напористо сказала Манди. — Будь я властительницей, то делала бы все, что захочу, — и она с удовольствием поплескалась, забрызгав подол платья.

— Но все ваше состояние принадлежало бы вашему отцу или мужу.

Манди вскинула голову и сказала твердо:

— А вот и нет, будь я вдовой. Тогда все принадлежало бы только мне, и я сама решала, с кем и как делить и на что тратить…

Александр хмыкнул, явно выражая сомнение, и сказал, щурясь:

— Но вы никогда бы не улыбнулись. От цукатов зубы сгниют и выпадут.

— А вы-то сами о чем мечтаете? — с легким нетерпением и насмешкой спросила девушка. — Что-нибудь предстает перед вашим мысленным взором?

— Предстает, — подтвердил Александр. — В том числе и кошмары.

Она увидела, что он сжал кулаки, а рубцы на запястьях, не полностью сошедшие даже за десять недель после бегства из монастыря, побелели.

— Монастырь, да? — спросила Манди.

Александр молча кивнул.

— А почему вы не захотели стать монахом?

Манди давно хотела об этом спросить, но все как-то не представлялось случая.

Александр выковырнул из травы камешек и с силой зашвырнул его подальше в воду.

— Отец умер, когда мне было одиннадцать. Наследником стал Реджинальд, старший из братьев. Это была его идея — сделать меня служителем церкви… А меня и не спрашивали — Реджинальд же был официальным опекуном… Мы с ним сводные братья, по отцу; никакой нежности ко мне он не питал — да и разница в возрасте, двадцать лет…

— Двадцать? — переспросила удивленная Манди, но тут же сообразила, что между нею и младенцем, который пока находится еще во чреве ее матери, разница составит пятнадцать лет.

— Отец стал вдовцом с пятью сыновьями; он отправился в крестовый поход и вернулся с женой из Византии. Моей матерью. Она умерла от болотной лихорадки, когда мне было восемь. Реджинальд никогда не любил ее, считал не то еретичкой, не то колдуньей; а она была смуглая, чернокосая… Ненамного старше его самого…

Александр выковырял из травы еще камушек и зашвырнул его вслед за первым.

— Реджинальд поклялся на смертном одре отца, что обеспечит мне приличное содержание. Вот и обеспечил: в Кранвелльском монастыре. «И принеси в жертву агнца, чья шерсть белее снегов на вершинах горных».

Подсознательно он коснулся кожаного шнурка у шеи. Манди знала, что на этом шнурке: крест из чистого золота, украшенный драгоценными камнями. Даже видела его пару раз. Но наверняка ценность этой вещи как памяти о матери намного больше ее материальной стоимости…

Александр перехватил ее взгляд и вытащил реликвию из-за ворота.

— Память о матери… Реджинальд очень хотел его заполучить, но отец заставил его подтвердить клятвой перед свидетелями мое право на крест. Харви был в их числе.

Манди кивнула, хотя в голове никак не укладывалась картина произошедшего. Потерять обоих родителей, попасть под опекунство брата, который почему-то завидовал и негодовал от самого факта существования непрошенного родственника и стремился побыстрее избавиться…

— А что у вас не сложилось в монастыре?

Крест сверкал в солнечных лучах.

Александр нехотя сказал:

— Да поначалу все вроде было ничего… Три года они пытались приноровиться ко мне, а я к ним. Набожностью я не страдал, но кров и пищу в обмен на труд и прислуживание я получал. Но затем умер настоятель, и в обитель прибыл новый — брат Алкмунд. — Александр выговорил это имя с отвращением. — И все изменилось. И месяца не прошло после его прибытия, как я убежал… Но меня вернули и выпороли. — Он искоса глянул на Манди. — Алкмунд сам устраивал порку… — Вот это и есть содержание моих кошмаров: побои, оскорбления и потребность нанести ответный удар.

У Манди вырвался только булькающий звук; она знала, что надо что-то сказать, но не могла найти слов. Такой омут разверзся перед нею впервые. Что она знала о таких вещах? Да, жизнь в круговороте турниров трудна и опасна, но она всегда ощущала себя в уютной безопасности родительской любви и заботы.

Александр посмотрел на Манди долгим взглядом, а когда понял, что девушка не решится заговорить, продолжил:

— Что же касается моих мечтаний… — Он посмотрел на золотой крест на ладони. — Я хочу, чтобы мое имя было известно повсюду в Англии, в Анжуйской империи и за ее пределами. Хочу, чтобы Реджинальд знал, что я смог достичь большего, чем он, и обошелся безо всех наследственных привилегий и богатств.

Он покачал головой и тихо засмеялся, а когда заговорил снова, голос его прозвучал твердо и определенно:

— Я называю это мечтой, но это больше чем мечта. Это — цель, к которой я стремлюсь всеми силами и живу так, чтобы с каждым днем приближаться к цели.

Манди только сглотнула, чувствуя себя подавленной. Ее собственные мечтания, несмотря на их наивность, никак не соответствовали той ожесточенной твердости, которую она почувствовала в его словах.

И тут на траву неподалеку от них легла тень. Манди и Александр одновременно обернулись и увидели, как приближается на своем боевом коне Удо ле Буше, ведя за собою на поводке еще одну лошадь. Торс рыцаря был обнажен, капельки пота сверкали в густых зарослях волос на широкой груди. На лбу и переносице выделялись ржавые полосы, оставленные шлемом.