— Он ненавидит умных женщин, — сказала ей как-то жена одного из рыцарей его свиты. — Они напоминают ему о матери, которая никогда не делала тайну из факта, что Ричард является ее фаворитом, а Иоанн — неудобство, рожденное, когда тело ее уже закончило детородную пору.
Помня об этом, Манди играла в доченьку-ребенка и знала, что это было обманом. Она также знала, что пока не может выполнять никакой другой роли. Они проводили в Руане Михайловы дни; стараясь не думать о неудачах, Манди ожидала теперь того, что принесет ей весна 1199 года.
Иоанн выбрал розовую шерсть тоже, потому что Манди задумчиво указала пальцем на нее. О да, она знала все уловки, но чувствовала унижение от необходимости их использовать.
Торговец тканями ушел, и, как всегда после того, как один из его подарков был продемонстрирован, Иоанн потащил Манди нетерпеливо к кровати, бросив прямо на рулоны ткани, которую он выбрал.
— Когда мы будем носить наши новые платья, мы вспомним это, — сказал он и сделал паузу, чтобы засмеяться, водя своей бородой по ее груди. — Вообразите физиономию епископа, если бы он узнал, как был освящен материал для его новой ризы!
Такие реплики были для Иоанна в порядке вещей. Он не питал никакого уважения к церкви, его натура была достаточно цинична, чтобы не позволить любви к Богу коснуться его сердца, он всегда отпускал шутки насчет церковников, находящихся около него.
Но, несмотря на недоверие к церкви, он ценил ее служителей, и дьяконов, и священников. Они занимали высокое положение при его дворе, но их роль была чисто административной. Иоанн избегал духовных советов. Внутри его души было темное ядро, проявления которого видели люди, но только Иоанн знал, что там. И никто никогда не рисковал подобраться достаточно близко, чтобы понять эту темноту.
Манди скорчилась на светлой тканой парче, почувствовав смущение от его замечания. Она могла представить лицо епископа совершенно отчетливо и в отличие от Иоанна не могла прибегнуть за помощью к юмору. Это было почти кощунство. Но она знала, что лучше не говорить ничего. Удовольствие Иоанна от их любовных игр было сильно усилено пикантностью соития на ткани, предназначенной для одежды епископа, но на этот раз он не тронул Манди, и она осталась со смешанным чувством возбуждения и отвращения.
Когда он закончил, с тяжелым вздохом удовлетворения, она сдвинула ноги и откатилась от меры дамаскина. Вдали звон Руанского собора обозначил полдень, а серая осень уже склонялась к сумеркам.
Иоанн повернул голову на подушке.
— Мощи Господни, — сказал он развязно. — Для следующего раза я куплю еще пару штук ткани для Папы Римского!
Это было уже слишком. Манди добежала от кровати до уборной и облегчилась, ее выворачивало до тех пор, пока не разболелся живот.
— Вам не понравилась идея? — легкомысленно спросил Иоанн, но его глаза были прищурены. — Или наше развлечение не пришлось вам по вкусу, возлюбленная моя?
Манди выползла из уборной и села, обессиленная, на скамеечку перед проемом окна. Она ни за что не хотела приближаться к кровати.
— Нет, Иоанн, — она сказала низким голосом, ненавидя себя за вынужденную ложь. — Нет, просто… я беременна; уже трижды не было месячных.
Он сел.
— Беременна? — он повторил беззаботно. — Так скоро?
Она кивнула.
— Кажется, я очень легко подхватываю…
— Встаньте.
Ноги едва держали, но она поднялась.
— Повернитесь…
Воцарилась долгая пауза, пока Иоанн рассматривал ее округлившиеся линии.
— Хорошо, ну, в общем, ну, в общем, — он сказал мягко. — Я нашел вас в понедельник, получил вас с ребенком ко вторнику.
Она не могла судить по его тону или шутке, был он доволен или нет, и при этом недоставало храбрости спросить.
— Не смотрите так удрученно, это — не конец света. — Он оставил кровать и подошел к ней. — Я позабочусь о вас, вы знаете, что это так. — Его рука охватила ее плечи.
Манди кивнула.
Влажность от вод Сены проникала в комнату, несмотря на занавески и теплоту жаровни. Тело вдруг покрылось точечками гусиной кожи, и странная, горячая дрожь пробежала вверх и вниз по спине. Мир поплыл перед глазами.
Подхватив легкое тело, Иоанн подтащил ее к уютной скамье, заботливо посадил и собственноручно принес подслащенное вино. Затем пригладил ее брови и поцеловал в лоб.
— Лучше?
Она изобразила бледную улыбку, на которую Иоанн отвечал широкой собственной улыбкой.
— Вот и хорошо. Наденьте ваше лучшее платье к обеду и все ваши драгоценности. Я хочу, чтобы вы сияли ярче всех прочих придворных дам. — Его улыбка превратилась в неисправимую, непочтительную усмешку. — Сияли, — он повторился, — подобно мадонне.
Преодолевая темноту влажного декабрьского дня, под дождем, пытающимся проникнуть через все слои одежды и достигнуть кожи, Александр не чувствовал себя особо облагодетельствованным, хотя его разум продолжал возражать тому, что Уильям Маршалл оказал большую честь, одарив его управлением крохотным владением на уэльской границе приблизительно в пятнадцати милях к северу от Чепстоу.
Владение Эбермон он получил только на время, пока Маршалл не назначил постоянного арендатора, но, однако, оно могло перейти к нему, если он сможет за короткое время доказать свою ценность для лорда Уильяма.
Несмотря на небольшие размеры Эбермона, он охранял подход к Чепстоу с севера, потому что располагался на монмаутской дороге неподалеку от недавно основанной цистерцианской обители в Тинтерне.
Предыдущий лорд Эбермон умер бездетным, не оставив каких-либо близких родственников, которые могли бы претендовать на наследование. Действительно, единственными претендентами были валлийцы из тех, чьи владения были подчинены короне сотню лет назад, во времена правления Генриха Первого. Постоянно совершались набеги и ответные удары, ссоры, иногда прерываемые шаткими перемириями.