— Не смотрите на меня так, скажите же, в чем дело! — почти выкрикнула Манди.
Не сказав ни слова, он встал и подошел к столику, где стоял сарацинский ларец с зеркалом на внутренней стороне крышки: леди Элайн имела обыкновение им пользоваться, укладывая волосы и пришпиливая плат. Подняв крышку, Александр начал пристально всматриваться в отражение, задаваясь вопросом, что же в нем так соблазняет некоторых мужчин. Черты лица не особенно обольстительны, во всяком случае отнюдь не женоподобны; вот разве что большие миндалевидные глаза и длинные ресницы… Если чуть зачернить их, как это часто делала мать, и закрыть низ лица покрывалом, получится нечто подобное восточной гурии. Но мужчины, которых влекло к нему, не искали женственных форм. Они искали не замену жене или матери, а иной плотский идеал. «Как спелый персик, ягодицы мальчика, что плещется в руке…» — так писал греческий поэт тысячу лет назад; Александр переводил этот текст в библиотеке Кранвелла…
Он осторожно опустил крышку, отодвинул ларец и отошел от столика. Кажется, ничего такого не было в поведении Ричарда на пиру, но, оглядываясь назад, Александр припомнил некоторые детали и нюансы. Легкий прищур синих глаз, рассматривающих его с головы до пят; несколько взглядов искоса за столом… Холодок прокатился по спине, возвещая опасность. Неслучайно ведь Ричард захотел увидеть, каков из себя Харви, и был совсем не рассержен, обнаружив физическое сходство…
А Манди повторила нетерпеливо:
— Так вы скажете, или мне сойти в зал и выспросить у Харви или у отца?
Александр обернулся к ней и спросил:
— Король Ричард намерен возвратиться в Лаву?
Манди свела брови.
— Что-то говорилось об оставленных здесь припасах… — Она решительно кивнула. — Да, наверное, так.
— Тогда мне и в самом деле не следует дожидаться здесь его возвращения. — Он посмотрел на ее озадаченное и расстроенное личико и, запустив пятерню в свои черные кудри, сказал: — В Константинополе есть специальные дома, куда за плату ходят некоторые мужчины для встреч с другими мужчинами. Именно это леди Элайн имела в виду, говоря о «греческих путях». Любовь между двумя мужчинами.
Манди непонимающе посмотрела на него.
— Вы подразумеваете… ну, как у Харви с моим отцом?
Краска бросилась в лицо Александру, и он сказал с раздражением:
— Да ничего подобного. У них просто дружба. А я говорю о… о чувственной связи.
— Но как же это может быть?
Более подробно Александр не стал бы ей объяснять ни за что на свете. Только и сказал.
— Просто поверьте мне, что так бывает. С этим связана одна из причин моего бегства из Кранвелла. Монах возжаждал сделать меня своим любовником, а у меня нет к этому ни малейшего желания.
Глаза Манди округлились; она лихорадочно пыталась осознать, переварить то, что казалось просто нелепым.
— И король Ричард?.. Но у него же есть жена!
— Это лишь политическая целесообразность. Он воин, всегда в мужском окружении, а она все время живет в женском монастыре Бофор-ан-Вале. В его жизни нет места женщинам, исключая, возможно, только его мать, но никто и никогда не сравнится с Элеонорой Аквитанской. — И он направился к двери, бросив: — Мне надо переговорить с Харви и вашим отцом.
— Я пойду с вами.
Александр, глубоко вздохнув, хотел возразить, но взглянул на ее упрямо стиснутый ротик и со словами: «Как вам угодно» — открыл дверь.
Большой зал казался пустым, особенно памятуя, что две ночи назад он был битком набит солдатами. Сейчас здесь околачивались едва ли дюжина оруженосцев и солдат резерва, парочка писцов и священник, который за столом что-то старательно подсчитывал на восковой табличке. Никаких признаков присутствия ни Харви, ни Арнауда.
Александр и Манди вышли во внутренний двор. По-весеннему пригревало солнце, в лучах танцевали пылинки. Старая собака спала в уголке, беспечно бродили куры, время от времени склевывая крошки. Каменщик снимал размеры поврежденных во время осады участков стены, щурясь и прикрывая глаза от солнца, а дворцовый плотник удобно устроился у прогретой стены и примеривался взяться за починку разбитой скамьи. Вот у него-то Александр и спросил, где Арнауд и Харви.
— Так на охоте же, — степенно сообщил плотник. — Так примерно с час назад ускакали. Хозяйка пожелали свежатинки к столу. Обещали еще засветло возвратиться. — И он посвистал сквозь щербатые зубы, рассматривая подходящую доску.
Александр тихо чертыхнулся. С Харви надо переговорить сейчас же, а не под вечер.
— А куда они поехали, не знаете?
— Точно не могу сказать, юный господин, но они взяли ястребов, так что, наверное, где-то в чистом поле…
Александр поблагодарил его кивком и быстро направился к конюшне. Манди поспешила за ним почти бегом.
— Что вы собираетесь делать?
— Разыщу их.
— Они же могут заехать куда угодно. Почему бы не подождать их возвращения? Разве пара часов что-то меняет?
Возможно, в ее возражениях и был смысл, но Александр не стал раздумывать.
— Если бы вы побыли в Кранвелльском монастыре, вы бы все поняли. Ехать со мной не надо. Возвращайтесь в покои, — бросил он с бесцеремонностью, продиктованной волнением.
Манди вздернула подбородок и холодно бросила:
— Мне что, только и место там, с тряпками и иголочками?
— Силы Христовы, Манди, ну нельзя же быть такой бестолковой!
— Это я-то бестолковая? — вскинулась девушка от негодования. — Да как вы можете так говорить, когда…
Она умолкла на полуслове, поскольку послышались крики часовых и почти тут же заскрипели цепи, поднимая решетку. Еще немного — и раздался стук множества кованых копыт из-под арки ворот; намного больше лошадей, чем в охотничьей партии.