Победитель, или В плену любви - Страница 93

Деревянное покрытие с основным отверстием было положено поперек ямы, и на одной стороне лежала груда мягкого мха и отходов ткани для вытирания. В неудавшейся попытке скрыть запах не придумали ничего другого, чтобы не устраивать никакого покрытия поперек узкого разреза окна позади латрины. В зимние месяцы пользователи почти примерзали к месту, но сегодня, накануне праздника святого Джона, дул умеренный, свежий бриз.

Манди задрала маленькую рубашку Флориана и подняла его так, чтобы он мог делать свое дело в темное отверстие. Он наклонил свою шею и хотел знать, где проходило отверстие, очевидно, очень хотел понаблюдать за струйкой мочи. Манди мягко отговаривала его и, так как она была там так или иначе, решила облегчиться сама, надеясь, что Флориан не начнет спрашивать, почему она должна сидеть, когда он мог стоять. Его интеллект и жажда знаний развивались с пугающей скоростью, и даже сохранять равный темп с ним было утомительно.

Внимание Флориана, однако, было привлечено узким разрезом окна, и он выглядывал из него.

— Палатки, мама, — сказал он. — Множество палаток.

Манди выглянула в окно.

— Да, — не глядя, согласилась она, и у нее подвело живот. — Очень много палаток.

— Хочешь, посмотри, — повернулся Флориан. Свет проема окна окружил его, обрисовывая крепкого, уверенного ребенка с темными волосами и орехово-карими глазами. Он напоминал своего отца, но был настолько крепкий и прямой, что часто напоминал ей и Харви тоже.

— Позже, возможно. — Она медлила, поднимаясь с твердого деревянного сиденья, и опустила сорочку. — У мамы сегодня очень много дел, и пока еще слишком рано.

— Хочу посмотреть, — повторил Флориан упрямо, и топнул ножкой.

— Позже, после мессы. — Она потрепала его волосы, сдерживая голос, низкий и нежный.

На мгновение все покачнулось перед глазами. Манди убрала волосы с лица и тихо попросила сына прекратить истерику. Она не могла справиться с ним этим ранним утром не столько из-за бессонной ночи, но и беспокойства, вызванного присутствием тех самых палаток, которые так привлекли Флориана.

К счастью, он не хотел кричать с окна. Он хотел видеть палатки, но он был также голоден и знал, что, если мать что-то пообещала, то сдержит слово. Он позволил ей отнести его назад к ее кровати, уселся на подушку и занялся игрой с вырезанной деревянной лошадкой, в то время как она одевалась.

Манди набросила свое рабочее платье и обмотала его поясом из шнура дважды вокруг талии. Руки слегка дрожали, когда она причесывала спутавшиеся за ночь волосы, работая, пока они не стали испускать золотые искорки и потрескивать с энергией, так недостающей ей.

Перемирия постоянно заключались между королем Ричардом и Филиппом Французским, но война снова возобновлялась. Вот и сейчас, хотя и считалось, что установлено перемирие, но мужская кровь все еще бурлила потребностью сражаться, и оставалась тревога, — и именно эта потребность заставляла Амона де Ругона организовать неофициальный турнир в его владениях. Теперь, в пылком ответе на вызов, призраки из прежней жизни Манди выстраивались у стен Лаву, и она разглядывала их с опасением, нет ли среди них Александра. Пока другие женщины болтали, размышляя, кто прибудет и насколько получится большой сбор, крутились перед зеркалом Элайн и смягчали руки мазями с розовой водой на случай, если кто-нибудь захочет поцеловать их, Манди забилась в угол, углубившись в шитье и почти не участвуя в разговоре.

Не то чтобы они хотели, чтобы она разговаривала; с раннего утра до поздней ночи она нагружала свои руки, разрабатывая и сшивая предметы одежды, которые, как предполагалось, заманивали в ловушку рыцарей в томящееся от любви сокровище тел, занимающих их.

Манди могла рассказать женщинам все относительно характера людей, которые участвовали в турнирных состязаниях, но это могло также сказать слишком многое о собственном прошлом, а они только посчитали бы ее занудой и все равно отказались бы прислушаться к ее предупреждениям. Турнир Амона де Ругона добавлял острых специй в мирное застоявшееся существование в их повседневной жизни, и они были рады максимально использовать каждый опасный момент.

Манди заплела волосы и покрыла их платом кремового полотна. Она уговорила Флориана, чтобы он отложил свою игрушку для того, чтобы она могла украсить и его тоже.

С младенчества Флориан гулял самостоятельно, выбирал то, с чем хочется поиграть, и немного важничал. Теперь он уже носил не младенческие блузы и чепчики, а настоящую одежду — полотняные штаны и крошечную полосатую рубашку, скрытую под нарядной туникой, такой же зеленой, как платье матери, и украшенной желтовато-коричневым шнурком. На ногах — мягкие башмачки, которые она сшила сама из двух слоев овчины. Он выглядел восхитительным, но Манди знала по собственному опыту, как обманчив может быть вид.

Она взяла его в зал и, так как еда до начала мессы не запрещалась младенцу, нашла ему кусочек хлеба и чашку пахты. Зал медленно пробуждался к жизни. Котел начал кипеть в очаге, и женщина помешивала в нем грубой деревянной ложкой. На высоком столе запятнанная накануне скатерть все еще закрывала столешницу, оплавленные огарки свеч были все еще в гнездах, и бутылки, и кубки для питья стояли на столе лорда Амона. Зевающая женщина разбирала завалы в темпе улитки. Манди заметила, моргнув от удивления, что Амон оставил одну из своих драгоценных книг на помосте. Очевидно, он хорошо приложился к своему кубку вчера, потому что обычно тщательно и ревниво заботился о своей маленькой коллекции книг, даже старался хранить ее под замком в недоступном ящике в его личных покоях.